ЭТОТ ДЕНЬ МЫ ПРИБЛИЖАЛИ, КАК МОГЛИ

Михаил Иванович Сапожников родился в 1924 году в селе Теблеши Бежецкого района Калининской области. В августе 1942 года был призван в армию. С осени 1943-го по декабрь 1944 года воевал на Калининском и Втором Прибалтийском фронтах— командовал отделением, затем стрелковым взводом и взводом полковой разведки. Трижды ранен. Контужен, инвалид Великой Отечественной войны. За боевые заслуги Михаил Иванович Сапожников награжден тремя орденами и пятнадцатью медалями. Демобилизовавшись из армии, с 1945 года работал в органах государственной безопасности. В тверском ФСБ прошел путь от рядового сотрудника до начальника подразделения в звании полковника. Сейчас Михаил Иванович является заместителем председателя совета ветеранов управления ФСБ по Тверской области.

Эту записную книжку я начал вести с августа 1942 года. Хотелось запечатлеть события военного времени, выразить свое отношение к ним.

Сейчас, перелистывая первые странички дневника, сразу замечаешь всеобщее стремление как можно скорее попасть на фронт.

Листок 29 из записной книжки. “...Я попал в штурмовой батальон командиром взвода. Со мной вместе были Юферев и Горбачев. Мы совершили марш 200 км и 10 апреля 1944 г вступили в бой в Пушкинских Горах. После этого заняли оборону, со взвода остался один. Задачу не выполнили. 70 м. немец. 15.04.44. Юферев убит...”

Пояснение. Эта запись относится к периоду окончания курсов младших лейтенантов 2-го Прибалтийского фронта в марте 1944 г., когда в числе 9 выпускников я был направлен в 247-й стрелковый полк 37-й стрелковой дивизии. Речь идет о боях в ходе Старорусско-Новоржевской операции, в результате которой войска 2-го Прибалтийского фронта вышли на подступы к Острову, Пушкинским Горам, Идрице.

Указанный в записи марш дивизии был совершен вдоль фронта в течение 4-х ночей. Ночью же началось форсирование р. Петь (в Псковской области) во время ледохода при ракетном освещении противника, артиллерийском и пулеметном обстреле. Удалось захватить лишь небольшой плацдарм, хотя предусматривалось прорвать оборону и выйти на оперативный простор. От полка осталось 12 человек, из них 2 офицера. Противник неоднократно пытался опрокинуть нас в реку, но мы держались. Зарывшись в замерзшую землю, мы отражали атаки противника гранатами и автоматными очередями. Нас поддерживала также артиллерия, в т. ч. реактивная. Снаряды “катюш” рвались и на нашей площади, рядом с выкопанными нами ячейками. Это было незабываемо: вокруг все горело, земля непрерывно содрогалась.

Через несколько дней нас сменила другая воинская часть, плацдарм был расширен. Началось новое наступление. Помню, в те дни мне принесли фронтовую газету, в которой была напечатана статья о бое подразделения Сапожникова за плацдарм.

Листок 34 “...23 июня 1944 г. наш полк по тревоге вступил в оборону и отстаивал отвоеванную высоту. Отбили несколько контратак. 1300 ф. убито. Мои разведчики храбро сражались... Я взял 3-х товарищей и пошел устанавливать фланг 1 б-на. В траншее наткнулся на немцев. Произошла стычка. Я был ранен. Быстро отойдя, доложил обстановку комбату. Меня перевязали и отправили в штаб, где докладывал командиру полка. Наградили орд. “Кр. Звезды”. Сейчас лежу в медсанбате. Ничего опасного нет”.

Пояснение. Указанное в записи событие совпадает по времени с подготовкой к проведению 2-м Прибалтийским фронтом Режицко-Двинской операции по освобождению Прибалтики. Бой за высоту происходил светлой июньской ночью. Ранило меня в лицо: пуля прошла под левую щеку, выбила 2 зуба и при вылете царапнула нос.

Листок 35 “...18 июля 1944 г. наша дивизия стала мотострелковой и перешла в 3 Ударную... Сейчас 2 км до Латвии. Дивизия села на автомашины и стала преследовать противника. Моя машина была все время головной. В Латвии прочесывали леса в р-не Лудзы. Когда встретили противника, получили задачу войти в прорыв на машинах. Но не вышло... Он отступил до Дрицени. У Дрицени дали бой, он опять отступил. Я действовал все время в разведке... Бузлаев (б. выпускник курсов) ранен. У пос. Вараклани получил задачу на разведку лично от генерала, ее выполнил. После в этом районе прорвали оборону... У г. Мадоны д. Саркани легко ранен в ногу 8 августа. За это время взвод 10 раз ходил в атаку... Меня представили к ордену “Отечественной...” Направлен в медсанбат, откуда в армейский госпиталь 2950... 15.09.44.”

Пояснение. В указанный период 3-я Ударная армия принимала участие в осуществлении Режицко-Двинской операции. В июле войска продвинулись на Запад до 200 км, в августе — еще на 60—70 км и освободили крупный узел железных и шоссейных дорог Мадона. Указанная в записи неудача прорыва обороны противника явилась следствием незамаскированной концентрации наших механизированных cвойск в одном пункте в дневное время. Большая масса техники попала под вражескую бомбежку и активный артиллерийский обстрел. Техника так плотно была сконцентрирована, что не могла даже рассредоточиться. От вражеских бомб и снарядов опрокидывались автомашины, срывались башни с танков “ИС”, полыхало огромное пожарище, гибли люди. При такой обстановке пришлось, естественно, отложить прорыв. Противник в это время отошел на другие позиции. Он отступал организованно, цепляясь за каждый хутор и любую опушку леса. Бои были тяжелыми, с большими для нас потерями. Но дивизия продвигалась вперед.

Листок 36 (с 14 сентября по 22 октября 1944 г.) “...Из госпиталя прибыл под Цесвайне... Принял взвод полковой разведки... Пришлось всюду сталкиваться с противником первым... Бойцов было 7. После взятия войсками Риги Сталин и нам объявил благодарность... Перед последующим наступлением я 15 октября был контужен. Лечусь в медсанбате... Бои идут ожесточенные. Большие потери...”

Пояснение. В сентябре — октябре 1944 г. проводились общая Прибалтийская и Рижская операции. Наши войска вышли к Тукумскому рубежу обороны противника, блокировав в Курляндии группу армии “Север”.

Контузия, о которой идет речь в дневнике, получена при взрыве немецкого снаряда на бруствере траншеи. Я очнулся под землей, когда почувствовал, что тяжело дышать и меня со всех сторон сдавливает какая-то неодолимая масса. С трудом мне удалось выползти наверх. Кружилась голова, подступала тошнота. Вскоре мне оказали помощь бойцы. Они очистили уши от кровяных комьев земли и водой из котелка начали приводить в порядок голову. Показали несколько дырок на шинели, пробитых осколками снаряда.

У меня была полная глухота. Я не сразу понял обстановку, когда бойцы дернули меня за руки, пытаясь уложить на землю, и быстро исчезли. Оказалось, что в этот миг раздался поблизости мощный взрыв снаряда, а я мог лишь увидеть высокий столб земли от взрыва и заметить падающие возле меня осколки. В медсанбате врач установил, что порваны обе барабанные перепонки. Одна из них не зарубцевалась полностью до сих пор.

Листки 38—39. “...С 15 ноября 1944 г. член ВКП(б)... 15 декабря выписали из госпиталя, где лечился в связи с контузией... Меня направили в свою дивизию. Встреча была плохая. Знакомых уже мало. Назначили во 2 б—н командиром стрелкового взвода... 25 декабря вышли на передовую. Предусматривалось наступление, чтоб доколотить курляндскую группировку. Долго длилась артподготовка, без потерь прорвали оборону, но потом продвигались медленно... Мне пришлось очень трудно, слышу плохо, не могу действовать правильно. Днем 28.12 пошли в атаку на хутор. Захватили и держали его. Снарядом я был ранен в обе стопы ног. Меня вынесли 4 бойца на носилках через болото 2 км. В медсанбате под наркозом обработали раны, затем эвакуировали в госпиталь Резекне... Настроение подавленное. Слышу еще хуже...”

Пояснение. Бой за этот хутор явился для меня последним. В госпитале Резекне меня прооперировали, заложили по грудь в гипс и 4 марта санитарным поездом отправили для дальнейшего лечения в госпиталь Кировской области.

Несмотря на прошедшие годы, совершенно отчетливо вспоминается последний бой и обстоятельства, при которых последовало тяжелое ранение. Было это так. Командир роты собрал командиров взводов для рекогносцировки и определения дальнейших действий. Мы стояли за стеной складского строения (сарая), как вдруг среди нас разорвалась вражеская мина, которая моментально скосила всех командиров. Помнится, что от моих сапог остались только окровавленные подошвы и голенища.

Эпилог. В Кировской области в госпитале я встретил День Победы 1945 года. Рано утром 9 мая, после того, как тряхнули мою кровать, я увидел (но не услышал) ликование лежавших в палате больных. Но хотелось все знать поконкретнее. И я умудрился официальные радиосообщения принимать с помощью столовой металлической ложки, накладывая один ее конец на клеммы репродуктора, скрепляя другой конец зубами. Слышимость была отличной.

В конце мая 1945 г. (мне было 21 год я получил книжку инвалида ВОВ 3 степени и вернулся домой в с. Теблеши Бежецкого района Калининской области.

“Тверская жизнь” 26.04.95

К главному меню